Духовные ценности человека эпохи барокко

В.Ю. Хмельницкий, Национальный педагогический университет им. М.П. Драгоманова, Киев

Во времена Ренессанса человек увидел выход из своего падшего положения, ощутил себя центром Вселенной. Так был создан Миф, великий идеал человека-центра, Человека-Бога. Гуманистическое течение, поставившее человека главной ценностью, видело гармонию человека в том, что он — человек — должен был научиться выше собственных эгоистичных ставить интересы других людей... Это показало так называемый «гуманный» взгляд на мир — где убийство человека, равно как и причинение ему страданий — было попросту невозможным, неестественным, «негуманным». Ибо человеческая жизнь являлась здесь наиболее весомой, значительно превышала цели, ради которых стоило совершать поступки, вредящие живому человеку. Для гуманистов не существовало ничего в жизни, что могло бы сравниться по своей важности с самой жизнью. Но это была утопия, утопическая идея, противоположностью которой явилась романтика — мировосприятие, представляющее мир греховным, а человека в нем — низким, маленьким, малозначительным.

Единственно возможным развитием ренессансного гуманизма стал его крах. Крах великого Идеала всемогущего человека был развеян и получил в этом свою развязку — ибо человек просто увидел и осознал, а вовсе даже не пересмотрел ценности Ренессанса — он просто осознал их невозможность. То, что казалось легким и преодолимым, оказалось теперь сложным, далеким и невозможным. Примером тому может являться сравнение раннего и более позднего творчества, например, Шекспира — если в ранних его пьесах герои могли преодолеть препятствия, то далее собственные стремления, своеобразный эгоизм героев постепенно лишь приводит их к гибели. В этом определяется переход из Ренессанса в более пессимистический взгляд на мир, в данном случае он переходит в романтизм и романтическое видение, идеалами для которого могли быть уже лишь гибельная кончина, лишь трагедия людского существования.

Так, во время послеренессансного периода человек, подобно Икару из картины художника того времени П. Брейгеля — обжег свои крылья, не сумел удержаться, и свалился с бездонных небес, свалился на землю, не сумев вырваться из узкого и ограниченного реальными вещами круга своей повседневности. Он понял, что и сам принадлежит к этому суетному кругу. После Ренессанса человек впервые по-настоящему осознал, что его единственно возможным завершением в любом случае, вне всякой зависимости от его бесплодных попыток что-либо изменить — все равно будет смерть. Смертность и вся жизнь — как своеобразное приготовление к ней — вот новое открытие, новая культурная ценность.

Еще одним огромным открытием, открытием, которое существовало всегда, но которое не всегда замечали — таким вот открытием стало Время. Понимание того, что вся наша жизнь, оказывается, является лишь его, времени, непрерывным течением. Но только после Ренессанса человек впервые понял, что оно уходит, уходит и уже не возвращается... Именно в этот период пришла необходимость следить за временем, именно тогда люди впервые начали использовать часы как неотъем­лемую, необходимую вещь, стали носить их повсюду — если до этого они и исполь­зо­ва­лись, то не ежедневно — ведь теперь люди надевали уже ручные часы — они стали пристально наблюдать за временем. И все же его движения они не смогли ни приостановить, ни даже как-то повлиять на него.

Таким образом, поиски Истины и Духовности человека последних культурных эпох выливались в различные направления мировосприятия, различные модели видения Мира. Следующими глобально повлиявшими на культуру моделями стали Барокко и последовавший вслед за ним стиль Рококо.

Барокко являл собою то мировосприятие, которое я описал выше. Это и стало логичным завершением эпохи Ренессанса, ее плавным переходом в другую, более пессимистично настроенную, нацеленную уже в другую область человеческого познания стихию — стихию движения. Именно движение времени — динамика — стало предметом изучения и осмысления культуры и творчества в XVII веке. Очень большое отражение нашла эта модель света в музыке того времени, и в частности — му­зыке таких композиторов как Бах и Брамс, позднее — Стравинский. В их музыке дви­жение времени сочеталось с временными переживаниями, текучесть человеческого существования с застывшим, непреходящим и постоянным временем вечности, которое абсолютно и непоколебимо, и в отличие от земного — спокойно и размеренно, оно не знает суетной спешки жизни.

Человек периода барокко чувствовал свою покинутость Творцом, оставленный Богом наедине с этим жестоким и необъяснимым миром и его зачастую глупыми, бесполезными и ненужными законами — он не мог увидеть выхода из сложившейся ситуации, и все что ему оставалось — смириться с абсурдностью и глупостью своего существования, единственным логическим результатом которого, что бы вы не делали, какие бы великие вещи и идеи не создавали — все равно станет смерть.

И все же именно двойственность и несоответствие было присуще культуре Барокко. Именно ей было свойственно противопоставление жизни и смерти, телесного удовольствия, наслаждения, и Духовности — например, картины знаменитого голландского художника П. Рубенса отражали как роскошь жизни, так и религиозность. Вечная библейская борьба Духа с плотью, безгрешной святости и манящей, притягивающей к себе чувственности, нашла свое отражение в творчестве таких художников, как Эль Греко и Рембрандт, да и во многих сферах Искусства.

Тема двойственности человеческой природы была великолепно раскрыта в большей частью романтичных творениях гениального немецкого писателя Гофмана — будучи ко всему еще и великолепным психологом, он, получше и посерьезней любого из современных психологов, смог раскрыть и показать природу человеческого психостроения и эмоций; показав причину раздвоенности человека на простого служащего, бухгалтера, банкира и т.д.— и в то же самое время человек этот, попадая в ситуации, связанные с более глубоким духовным миром, становился магом, волшебником, чародеем — и все было ему подвластно! Это показано на образах грофмейстера из сказки «Щелкунчик и Мышиный Король», колдуна-чародея в сказочно-фантастичной причудливой новелле «Золотой горшок», в знаменитом «Крошке Цахесе». Правда, Гофман, хоть и жил в конце XVIII — начале XIX столетий — более принадлежал все же к эпохе романтизма и немного видоизмененным ее идеалам. Пока же я хочу заметить, что Гофман сумел по-настоящему раскрыть тему двойничества. Позже это сделает еще один великий немецкий автор-экспрессио­нист — Герман Гессе в своем «Степном Волке», где герой расщепляется на множество «маленьких Гарри», каждый из которых ведет себя по-своему, и где говорится о том, что каждый, даже самый примитивный древний человек — по психологической природе своей очень сложен и многогранен.

Как итог, можно сказать что выхода из ситуации движения во времени и окончания этого времени смертью — этого выхода культура барокко показать не смогла. Единственное достижение этой культуры — это вечное творчество множества великих творцов, вечное Искусство.