Философия - праксис и созерцание
Автори: Антон Мусулин
Философия
Философия – это метод и способ возвышения человеческой жизни. Как любовь к мудрости философия требует, предполагает и предлагает инструменты, позволяющие возвыситься над самим собой и вернуться к истокам.
Философия – это нить Ариадны, позволяющая добраться до центра лабиринта и выйти из него победителями. В одном интервью Мирча Элиаде сказал, что вся его жизнь была возвращением к центру, но дорога эта нелегка и полна скрытых опасностей.
В поиске себя и своего счастья человек проваливается в бездну вопросов, сомнений, страхов и собственных несовершенств, которые принимают форму Минотавра и лабиринта, способных победить человеческое в человеке.
Другими словами, духовный поиск – это не безопасное и легкое мероприятие, это всегда риск: вхождение в неизвестное пространство, в котором мы плохо ориентируемся. И в этом поиске самих себя лучших, желании и стремлении более глубоко понять окружающий нас мир, его тайны и загадки, мы сталкиваемся с собственным несовершенством. Как подружиться с другими, если не умеем подружиться с самим собой? Как помочь другим, если не можем помочь себе, если не знаем, как вывести душу-узницу из лабиринта заблуждений и как избавить ее от страстей – палачей лучшего, что есть в человеке.
Невозможно открыть себя лучших, не узнавая худшее внутри нас, человеку невозможно добраться до центра, не преодолевая центробежные силы, толкающие его на обочину жизни.
Философия, подобно нити Ариадны, делает поиск более безопасным, ибо один конец нити ведет в центр лабиринта, к тому, что ищем – к Богу и Истине, а другим мы привязываем себя к философским идеям и методам, направляющим наше путешествие. Если уже пускаемся в опасный путь, то, по совету Эпиктета, лучше всего в качестве попутчика и защитника выбрать себе Бога и Истину. Ведь кто нас защитит, если не Он? Что принесет освобождение, если не Истина?
Самым страшным в моей жизни были не трудности и испытания, не совершенные ошибки, угрызения совести, сомнения и опасения, – труднее всего был период падения в пустоту, в которой нет ничего, за что бы я мог удержаться. И что еще хуже, в этой пустоте не было Бога. Казалось, что он убежал из души, исчез навсегда, оставив меня слабого без опоры и надежды. Тем не менее, где-то внутри я понимал, что Бог не умер, что он всегда с нами, что исчезают лишь формы, в которые мы его облекаем. Невозможно потерять то, что однажды нашли. Бог и человек вечно ищут друг друга, но чтобы они встретились, нужно больше подлинной духовной жизни. Искать Бога значит укрепляться во благе, а не постоянно сетовать на жизнь и подобно нищим сидеть возле храма с протянутой рукой. Надо набраться смелости, зайти в храм и сказать: «Не бойся, Боженька, я с тобой». Это и есть присутствие и соприсутствие.
Согласно греческой мифологии, Ариадна-философия впоследствии стала супругой воскресшего бога Диониса, который олицетворяет энтузиазм. Любовь к мудрости и энтузиазм неотъемлемы друг от друга, ибо мудрость – это знание того, что есть благо для души, а энтузиазм – это опьянение божественным, переживание тайны, присутствие в Боге.
Философия – это также преодоление самозабвения, это голос Мнемосины – богини воспоминаний, которая обращается к нам через своих дочерей муз. Музы и мусические искусства, как говорит Платон, названы этим именем от страстного стремления к философской мудрости. История – это не только общая история человечества или отдельного народа, это и история нашей жизни, становления, поражений и побед, падений и подъемов. Урания, муза астрономии, говорит не только о небе, которое над нами, но и о небе, которое внутри нас. И если звезды – это светила ночного неба, то достоинства и добродетели – это неподвижные светила нашей души.
Но мы построили города и осветили их искусственным светом Майи, светом ее реклам, средств передвижения и замкнутых жилищ, – не только вовне, но и внутри нас. Этот загрязняющий свет комфорта не позволяет нам восхищаться ночным небом над головой и моральным законом внутри нас. Забывая об этом, мы пренебрегаем глубиной и все свое существование ограничиваем кажущимся абсолютно реальным и прочным горизонтальным миром.
Человек
Основный вопрос, с которого начинается философия, – кто или что есть «Я», что есть сознание, что есть человек?
Не зная, кто мы есть, мы не знаем, ни кем были, ни кем можем стать, ни что для нас хорошо, а что причиняет вред. Мы всегда желаем себе добра, но, к сожалению, как это говорится в мифе об Эре, выбирая свою долю, в силу неведения мы пренебрегаем многими вещами, сопутствующими нашему решению.
Не зная, кто мы есть, мы не будем знать, как собой распоряжаться, как и ради чего стоит жить. Как пользоваться часами, ложкой или каким-то другим предметом, не зная его предназначения? В фильме «Боги сошли с ума», бутылка, упавшая с неба на головы бушменам, становится «злой вещью». Ее используют как угодно, но не по назначению, и подарок богов в конечном итоге приводит к вражде и конфликтам, которые чужды их сообществу. И что особенно важно понять – поскольку в пустыне нет воды, бутылка перестает служить бутылкой. Желание главного героя освободиться от причины раздора ведет его через множество приключений. Оказалось, что «вещь» никому не нужна, и что он сам должен отыскать “край света” и вернуть ее тем, кому она принадлежит. То же самое происходит с сосудом, называемым человеком. Не зная, зачем брошены на землю и чему должны служить, мы себя применяем везде и всюду – и для работы за станком, и на войне, и в деле продолжения рода и в тысяче других дел. Но меньше всего – по предназначению. Быть и оставаться человеком, и это человеческое привносить во все грани жизни, начиная с профессии и заканчивая досугом – вот предназначение человека. Подобно герою упомянутого фильма, мы должны отыскать свой “край света”, горизонт, за которым начинается запредельное, и вернуть самих себя тому, кто создал человека по своему образу и подобию.
Незнание себя – это амнезия, склероз, состояние «Я» без метафизического прошлого и будущего, «Я» несвободного и овеществленного. Не зная, откуда пришли и куда идем, мы блуждаем по бескрайним просторам чувственной жизни, следуя девизу «поди туда – не зная куда, принеси то – не знаю что». Вот приблизительное положение человека. Мы ищем «то, не знаю что», называя его каким-то именем: счастьем, свободой, духовностью,… но во все эти понятия вкладываем свои представления о благе. Мы не станем счастливыми, если купим машину или получим новою роботу, и не станем свободными, если у нас не будет никаких обязанностей, если не будет преград и норм, которые приходится соблюдать. Зачем нам свобода или духовность, если не умеем ими пользоваться?
В Академии изучение наследия Платона начинали с короткого произведения «Алкивиад 1», в котором Сократ спрашивает о самости, о «Я», начиная с тела и заканчивая мышлением. Пользующийся чем-то, и то, чем он пользуется – это разные вещи. Иначе говоря, человек это душа, а не то, чем он обладает и чем пользуется. Призыв к самопознанию не имеет ничего общего с узнаванием какой-либо информации касательно себя, своего темперамента или характера. Веление «Познай самого себя», требует от нас сосредоточиться на заботе о душе, отыскивать то лучшее, что есть в ней, ее сердцевину, божественную часть, в которой заключены мудрость и другие достоинства.
Используя язык математики, мы можем сказать что «Я» – это точка, монада, центр, который должен собрать и объединить в единое целое все, что происходит в сознании. Оно центр эманации духовной жизни, в нем мы есть, в других, переходящих «я» мы существуем. Процесс собирания и интеграции сознания К. Г. Юнг назвал индивидуацией, освобождением от ложных покровов персоны и власти бессознательного, жизнью в Боге.
Возможно, с точки зрения современной науки мы лучше можем описать человека, чем сто или тысячу лет тому назад. Но это не значит, что мы по-настоящему знаем, что такое человек и еще меньше знаем нас самих.
Ответ на вопрос о подлинном и неизменном центре нашей души каждый должен найти самостоятельно: открыть себя самому себе. В отличие от других биологических видов человек сам творит условия своего существования. Он выбирает себя, создает и воссоздает себя, и поэтому его нельзя определить, ставить в рамки. Каждый человек это особый мир, наделенный своей историей и судьбой, способностями и опытом, монада, отличающаяся от других монад. Самопознание – это не приобретение некоторого интеллектуального знания о самих себе, прежде всего, это процесс самостроительства, взращивание и извлечения изнутри наружу нашей духовной природы.
В отличие от научного знания, легко выражаемого словами, гносис или знание себя говорит на языке выборов и поступков. Узнавая себя, открывая подлинное в себе, мы начинаем выбирать и поступать в согласии с нашей духовной природой.
Все мы хотим найти себя, открыть самих себя для других и в других, открыть себя в жизни и для жизни, и, подобно Диогену, ищем с фонарем человека в человеке. Но его не найти на нашей внутренней агоре, с ее повседневными заботами и переживаниями, ибо он обитает в верхнем городе, в храме Афины, богини мудрости. Нам не найти себя в обыденности, но тем не менее, возвысившись, мы можем и должны согреть и озарить повседневную жизнь светом философии, правильно соотнести земное и небесное, обыденное и духовное, смертное и бессмертное.
Пифагорейская, а затем платоническая традиция считают, что самостью, сущностью человека является бессмертная душа. Ответом на вопрос «Кто есть «Я»? должен быть «Бессмертная душа». Тело лишь инструмент души. Поскольку они взаимосвязаны и образуют некоторую смесь, все, что происходит с телом (его страдания, удовольствия, страсти) переносится и влияет на душу. Чтобы узнать, кто мы есть, душу следует максимально отделить от тела, наладить между ними более правильное, гармоничное отношение. В этом аспекте философия – метод извлечения бессмертного из смертного.
Значит самопознание это одновременно извлечение души из тела, откровение и завоевание собственного бессмертия. Благодаря очищению, душа может увидеть себя. Видя, она начинает познавать себя, пробуждаться для жизни духовной и двигаться в сторону духа.
«Что природа связала – то и разрешает, что связала душа – и освобождает душа, природа ввязала тело в душу, душа же сама ввязалась в тело. Значит, дело природы – освободить тело из души, а дело души – освободиться из тела. Смерть двойственна: известная всем состоит в освобождении тела от души, философская же смерть – в освобождении души от тела…»
Порфирий
Метод
«Что самое трудное? – Познать самого себя… Что самое легкое? – Жить по привычке».
Пифагор
Чтобы пошить сапоги, нужны знание и умение искусства сапожника, а, чтобы открыть, кто мы есть, нужны знание и умение искусства облагораживания и очеловечивания человека. Поэтому философия включает в себя определенные духовные практики, способствующие пробуждению души.
«В отношении философии, нацеленной на наше очищение и совершенствование, должны существовать краткие правила, точные определения, чтобы мы по порядку и верным путем достигли предела благоденствия. Эти общие наставления охватывают всю практическую и теоретическую философию… и показывают, как стать доблестным и истинным, очиститься и уподобиться божеству…».
Гиерокл
Краткие правила касаются нравственности, а точные определения – теории. Философия поднимает разные философские вопросы ипредлагает конкретные ответы и реше-
ния проблем, но этого мало. Ведь для того чтобы ответы и решения стали нашими, чтобы преобразовать себя, требуется именно наша мысль, способная фиксировать и прояснить себе и правила, и определения, и наши усилия по изменению себя.
Как практиковать, не зная, что практиковать? Как достичь цели, не прилагая усилия и не зная, куда идти? Для того, чтобы выстроить себя, открыть в себе добро и истину, нужны правила, определения и личное усилие. Добро и истина не прорастают сами по себе в человеческой душе: их нужно вырастить, о них нужно заботиться, и они станут деревом познания добра и зла, деревом вечной жизни в нами воссозданном Эдеме.
Для пифагорейцев руководством к жизни были «Золотые стихи» – свод изречений, оформленный в период с III века до н.э. по III век н.э., по всей вероятности, в эллинистическую эпоху, для которой характерно распространение сборников афоризмов, излагающих суть учений различных философских школ. Позже, в V веке н.э. Гиерокл пишет комментарии на «Золотые стихи». Существует предположение, что написание собственных комментариев к стихам-максимам было частью духовной практики пифагорейцев. Мы можем поднять разные философские вопросы и предложить конкретные ответы и решения проблем, но этого мало. Ведь, для того чтобы эти ответы стали нашими, требуется именно наша мысль, способная фиксировать и прояснять правила и определения.
«Золотые стихи» – это пифагорейская «грамматика жизни».
Жизнь подобна тексту, в котором переплетаются разные жанры и стыли – и поэзия, и проза, и трагическое, и комическое, где мы – и авторы, и герои. Очевидно, нужно хотя бы некоторое знание грамматики жизни, чтобы превратить ее, если не в произведение высокого искусства – в оду богам и в апологию нравственности, – то хотя бы в осмысленный и взаимосвязанный текст, а не в простой набор часто повторяющихся фраз.
Правила и определения не являются теоретическим, интеллектуальным знанием того, что нельзя делать и того, чему было бы хорошо следовать. Они – это часть аскезы, или, иными словами, духовной дисциплины, которая должна создать для души русла роста и установить границы человеческой жизни, привнести в нее больше свободы, обладающей, в отличие от анархии, формой и предназначением. Нормы и правила существуют не для того, чтобы ограничить человека и сделать его рабом. Напротив, они – ступеньки лестницы, ведущей к подлинной свободе, не позволяющей человеку растекаться, размениваться по мелочам. Мнимая свобода – свобода страстей и неведения – слепа и дурна, она порабощает, сковывает душу, вращает душу в круге необходимости, и удаляет от Бога.
Все подобные предписания что-либо делать или не делать имеют целью согласование действий с волей божества, и это первый принцип, и вся жизнь пифагорейцев состоит в следовании богу, и это принцип их философии: смешно поступают люди, ищущие источник блага где-то в другом месте, а не у богов.
Ямвлих, 137
Максима «Делай великое, не обещая великого» призывает нас к щедрости и скромности: многое обещают женихи и политики, но редко исполняют свои обещания. Вели-
кодушие – это богатство, а его отсутствие – это убогость и нищета.
Максима «Молчи, или говори то, что получше молчания» требует бдительности по отношению к своим словам. Ведь болтливость не украшает душу, и как правило, мы больше сожалеем о том, что сказали, чем о том, о чем умолчали.
Определения дают то, на что можно ориентироваться, к чему привязать свою мысль, с чем сверяться. Когда мы утверждаем, что душа бессмертна и принимаем это в качестве аксиомы, то возникает вопрос: «А что такое душа? Она кем-то создана или существует вечно? Почему бессмертное смешалось с переходящим?» Аксиомы мировоззренческого характера, хотя и недоказуемы, определяют геометрию и динамику духовного пространства, делают его плоским или многомерным. Постулируя бессмертность души, мы можем и должны оценивать себя, проверять куда движемся: в сторону смерти или бессмертия.
Если считаем, что душа бессмертна, то должны захотеть узнать это бессмертное внутри нас, искать и найти собственное бессмертие.
Если мыслим и считаем себя философами, тогда философия для нас будет не интеллектуальной теорией, а повседневной практикой нравственности, очищением и исправлением себя, исследованием и созерцанием жизни, правильной мыслью и осознанием того, что мы часть человеческого мира и Вселенной. Скорее всего, мы не усердствующие философы, мы больше акусматики (слушатели) чем математики (ученики), но, тем не менее, мы упорно продолжаем наш скромный труд по изменению себя, понимая, что философия – это работа на всю жизнь, перманентное преобразование человека.
Выбор образа жизни
Мы распяты между чувственным и идеальным, желаниями Венеры Небесной и Земной, движемся либо в горизонтальной, либо в вертикальной плоскости, откликаясь на зов воды или зов огня. Огонь олицетворяет категорический императив Канта, добродетель как знание у Платона; вода – гипотетический императив, добродетель как обычай, которая легко утекает из души человека.
Какова природа огня? Он вертикален, всегда излучает свет и тепло. Человек-огонь обладает здравым смыслом и благоразумием. Его мудрость закалена жизненным опытом и освящена интуитивным разумом. Он осознает свое несовершенство, и вместе с тем, он уверен в себе, стремится к познанию дел человеческих и божественных, различению реального и нереального, добра и зла. Мудрость – это не только знание истины, но и следование ей, знание которое на уровне действии превращается в человеческое тепло, согревающее души других. Человек–огонь привносит свет туда, где царит мрак заблуждения, добро и любовь – туда, где есть раздор. Он самоотверженно зажигает другие огни, ничего не теряя. Наоборот, этот внутренний порыв делает его сильнее. Его свобода вертикальна, устремлена к небу, но опирается на землю. Он выпрямляется во всех обстоятельствах, сохраняет бдительность и автономию духа.
Его антипод – человек-вода не имеет собственного цвета и формы, он принимает окрас и очертания той среды, в которой находится. Он, подобно зеркалу, отражает свое окружение, мыслит как все, легко поддаваясь модным веяниям и мнениям. Он не думает, не анализирует, не проникает в суть вещей, повторяет то, что слышал и ему кажется, что во всем разбирается и все знает. Обстоятельства и окружение то охлаждают, то разогревают его чувства, страх сковывает, а гнев выводит из себя. Человек-вода растекается, уплощается и, в конечном итоге, растворяется и исчезает в отражениях себя в мире и в отражениях мира в себе. Большинство людей имеет смешанную природу: в них присутствуют и огонь, и вода, постоянно сражающиеся между собой, и в этой битве верх берет то одно, то другое начало. Их душа нетрезва, то засыпает, то пробуждается ото сна, но большую часть времени она проводит в дремучем состоянии. Ей иногда снятся сны, навеянные ее огненной частью, она грезит о небе, желает гореть и согревать, но влажный пар окутывает и затмевает ее чувства и разум. Душу нужно сделать сухою, освободить от влаги, чтобы в ней мог разгореться ясный свет разума.
Ямвлих в сохранившемся фрагменте трактата «О душе» говорит, что одни души нисходят в мир насильно в качестве наказания, другие для исправления, а некоторые «для спасения, очищения и совершенствования этого мира». Подобную мысль встречаем и у гностиков, которые делили людей на три класса: пневматиков, в которых доминирует духовное начало, соматиков с господствующим материальным началом, и психиков, у которых дух смешан с материей. Пифагор в свою очередь уподобляет жизнь всегреческим играм: одни люди приходят туда, чтобы выгодно продать или купить, другие соревнуются ради почестей и славы, а философы – для того, чтобы созерцать священные торжества. Все эти философы подчеркивают непростое экзистенциальное положение человека: он может оставаться рабом материи, но в его силах завоевать собственную свободу. Ему приходится выбирать огонь или воду, вечное или переходящее, и задаться вопросом: Ради чего же он пришел в эту жизнь? Чтобы соревноваться, покупать и продавать, или чтобы созерцать священное торжество жизни? Чтобы иметь или быть?